21 марта мир отмечает Всемирный День поэзии.

Художник: Владимир Румянцев

Суждения о смерти русской поэзии и о последнем великом поэте Иосифе Бродском начали уже было превращаться в банальность, как вдруг со всех сторон заговорили о поэтическом буме начала века. Если раньше спрашивали, кого бы из современных авторов почитать, и приходилось почти стыдливо отсылать к толстым журналам, то теперь уже не спрашивают. Интеллигентный неискушенный читатель уже знает главные имена. И ушедший год эту ситуацию окончательно оформил. Поэзия, дремавшая до того в небольшом герметичном кругу, выплеснулась в широкое публичное пространство.

Модель поэтического взлета начала века действительно работает – будь то Золотой век русской поэзии, Серебряный или нынешний – так сказать, Бронзовый. Взлет и сейчас, и тогда, конечно, скорее количественный, чем качественный: не будем же мы оспаривать величие Тютчева, Фета, Некрасова во второй половине девятнадцатого века или же Ахматовой с Бродским – во второй половине двадцатого. Дело, видимо, не столько в конкретных именах и текстах, сколько в возникающем вдруг всеобщем творческом брожении, в особом воздухе, разливающемся в начале века – как правило, перед грядущими катаклизмами. Поэзия – дело молодых, и молодость века – естественный для нее фон.

Собственно, главные поэтические тренды прошедшего года зародились еще в конце предыдущего, и первый из них – нарастание публицистического пафоса. Общество резко политизируется, бурлит протестное движение, растет самосознание писателей. Авторы бестселлеров примеривают костюмчик – сермяжное наследство Толстого-Солженицына – чувствуют себя совестью нации, спешат пасти народы. Медийные поэты быстро реагируют на политическую повестку дня и получают благодарный фидбэк от рассерженных горожан. Конечно, центральное событие здесь — «Гражданин Поэт» Дмитрия Быкова, но в этот же ряд попадают, скажем, и Орлуша, и Всеволод Емелин, и некоторые другие персонажи. Пусть пока это не стадионы поэтов-шестидесятников, но хорошие театральные залы с хорошими кассами уже освоены поэтами-десятниками. Равно как и рублевские корпоративы. Революционность в моде, и капиталисты готовы платить: в эпоху тотальной симуляции протестное творчество становится объектом гламура и коммерции.

Освоение поэзией театра – еще один очевидный тренд. Любопытно даже не то, что поэтические чтения и постановки приходят в актуальные театральные залы, а то, что на эти спектакли приходят зрители. И даже, кажется, остаются довольны. Кстати, публицистика и сатира не являются необходимым условием поэтических шоу, обязательна разве что пощечина общественному вкусу – но это неизбежная норма современного искусства как такового. Среди ярких театральных проектов – «Политтеатр» Эдуарда Боякова, где звучат стихи Веры Павловой, Веры Полозковой, Андрея Родионова, Дмитрия Воденникова и ряда других харизматичных поэтов-перформеров. Спектакли проходят в Политехническом музее, чей гений места предпочитает энергичное эстрадное чтение: век назад он любил Маяковского, полвека назад – Евтушенко.

Эстрадное звучание привлекло телевизор. На разных – главным образом, молодежных – каналах зазвучали стихи. Неожиданно долгоиграющей оказалась программа «Вслух!» на «Культуре», предлагающая своего рода дуэль молодых стихотворцев под присмотром мэтров. Творчество юных конкурсантов там подчас совсем беспомощно: как и у любых учеников, в них еще не вызрела поэтическая культура, не высвободился собственный голос. И все же в них порой есть жизнь, сила, весенняя страсть – то, чего уже обычно нет у высохших мастеров. Кстати, говоря о молодежи, заметим, что юношеская премия «Дебют» теперь вручается авторам не старше тридцати пяти лет – забавно, учитывая, что, как мы знаем из истории, немногие из поэтов-классиков до этого возраста вообще доживали.

Однако самая интенсивная жизнь сегодня происходит в сети, прежде всего – в социальных сетях. Вот если где и есть настоящий поэтический бум, то это здесь. Впрочем, думается, что подобный поэтический бум был на самом деле всегда (как там у Давида Самойлова? – «В этот час миллион одиноких девиц садятся писать стихи. / В этот час десять миллионов влюбленных юнцов садятся писать стихи…»), но теперь весь этот поток не в дневниках, а в публичном доступе.

У поэтической сети есть свои святые, и прежде всего это – Иосиф Бродский. После периода узнавания и влюбленности в него, было время некоторого охлаждения и отторжения. И вот теперь Бродский снова главный кумир интеллигентного сообщества. Рождаются бродские мемы и демотиваторы, тиражируются плакаты наподобие «Чтоб телок снимать, одеваешься броско, а умные люди цитируют Бродского!». Набирают вес имена откровенных, выразимся помягче, наследников традиции Бродского – Бориса Херсонского и Веры Полозковой. Для того чтобы собрать максимальное количество лайков в фейсбуке, достаточно просто запостить какое-нибудь стихотворение нобелевского лауреата. В какой-то момент Бродского стало так много, что начали распространяться его портреты с призывом «Почитай уже других поэтов!»

Конечно, все то, о чем мы сейчас говорим, – это разговор не столько о поэзии per se, сколько о бытовании ее в общественной и медийной жизни. Это, конечно же, разговор о внешнем и ситуативном, а не о внутреннем и подлинном. Вообще, обилие поэтической пены – добрый знак, потому что общее оживление интереса к поэзии обычно сопровождается появлением действительно замечательной поэзии в подполье. Она выходит на свет значительно позже, но важно, что она уже пишется. И почти нет сомнений, что в истории русской словесности от нашей эпохи останутся по большей части совсем иные персоны. Время здесь – не то чтобы справедливый, но уж точно безжалостный цензор. К поэзии как квинтэссенции словесности это относится в первую очередь. Где теперь гремевшие имена – Бенедиктова при живом Тютчеве, Надсона при живом Фете, Демьяна Бедного при Мандельштаме и Антокольского при Ахматовой? А ведь как гремели! Что ж, литературные ивенты вообще мало связаны собственно с искусством литературы, с тем таинственным opus magnum, который совершается на бумаге, лежащей перед автором.

А публику заводит энергия. Чем большее энергии, тем громче овации. Это может быть энергия смысла – но она не для всех. Может быть энергия эмоции, в своем пределе – истерики, как в случае с Верой Павловой. Или энергия рэперского ритма, как у Верочки Полозковой. Энергия может быть сгенерирована политическим протестом, как у Емелина или Евгения Лесина. При этом может быть подпитана игровой энергией насилуемой классики, как у Дмитрия Быкова. Энергия может созидать и разрушать, у нее может быть разный вольтаж и степень очистки. Но она должна быть, и сегодня – какая-никакая – она есть.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: